 | ||
| ||
 |
 |
|
| ||
| ||
|
|
|
|
Anima: живая душа. Среда обитания животных.  |
 Бианки В. В.Водолюб в лесуГде-то за лесом всходило солнце, но в чаще всё ещё были сумерки. Первой осветилась, заиграла яркими листьями зелёная крыша, потом солнечные лучи заглянули в тысячи окошек верхнего этажа леса. Спустились ниже и прогнали ночную тень с густой стены подроста и кустов. Осветили землю, изрытую корнями, заросшую травой и мхом. Наконец упали в подвал, глубокую яму у подножия деревьев, пронизали воду. Солнце встало над лесом и заиграло на дне ямы мириадами разноцветных искр и змеек. Тогда из-под кучи гнилых листьев на дне выполз большой плоский жук водолюб. Солнечные зайчики заплясали на его гладкой чёрной с оливковым отливом броне. Водолюб приподнялся на длинных задних ногах и, болтая ими вразнобой, стал медленно-медленно подниматься к поверхности воды. Теперь осветилась и грудь его, вся густо покрытая шёлковым пушком, с острым шипом посередине. Разбуженные солнцем поднимались кругом, принимались каждый за своё дело многочисленные жители лесного подвала. Медлительные улитки осторожно открывали дверцы своих витых домиков, высовывали мягкие головы с рожками, осторожно оглядевшись, вытягивали наружу всё тело, потихоньку ползли по стеблям, сжимая и разжимая своё брюхо-пятку. По разным направлениям сновали, вихляясь всем телом, хищные жучьи личинки: разыскивали себе дичь по силам. Бойкие гладыши, похожие на крепкотелых таракашек с двумя длинными ногами-вёслами по бокам, молнией проносились на спине то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Проплыл страшный водяной скорпион, с широко раскинутыми клешнями, готовыми схватить, сжать, разорвать всё, что попадётся живого. Водолюб ни на кого не обращал внимания. Он чересчур силён и велик для всей этой хищной мелочи, тело его надёжно защищено от жал и клешней толстой бронёй. А сам он, покладистый, мирный жук; он кормится себе подводной травкой и никого не трогает. Просто он слишком долго оставался под водой; ему надо подняться на поверхность, чтобы запастись воздухом. Поднявшись до верха, он не выплыл наружу, -- только высунул из воды свои недлинные коленчатые усики с желобками. Набрав в желобки воздуху, он опустил усики и вытер их о густой пушок на брюшке. Потом опять набрал воздуху, опять и опять вытер усики о брюшко, о грудь. И вот его стало не узнать: уж не рыжий пушок покрывал весь низ его тела, а блестящая, сверкающая серебром на солнце кольчуга из многого множества крошечных воздушных пузырьков. Теперь он мог снова надолго погрузиться на дно. Но ему расхотелось в воду. Утро было такое светлое, воздух такой лёгкий. И он был сыт. Он вылез на плавучий лист и лёг на нём -- погреться на солнышке. Мимо него по спокойной воде, как танцоры по блестящему паркету, скользили быстрые водомерки: узкое тельце палочкой, четыре тонких паучьих ноги крест-накрест, а две коротенькие -- прижаты к груди. Водомерки могут только бегать по поверхности воды: ни нырять не могут, ни по земле ходить. Другое дело -- капельные жучки -- кружалки, живые и блестящие, как ртуть. Вот один выскочил из-под воды и завертелся, закружился на ней. Вот их уже два, уже много, и все вместе кружат, и кружат, и кружат неугомонные. Такую волну подняли, что даже большой лист, на котором принимал солнечную ванну водолюб, слегка закачался. Но чья-то лёгкая тень мелькнула над водой -- и нет их, кружалов: все исчезли под воду. А водолюб всё лежит на своём листе и не замечает, что лист его давно прибило к берегу. Но вот голод даёт себя знать. Пора под воду, приниматься за еду. Жук поднимается на ножки, неловко переступая ими, подвигается к воде, к самому краю листа... но тут что-то тёмное проносится мимо него по воздуху -- и плюх в воду! Брызги летят во все стороны. Водолюб видит, как, дружно и сильно гребя обеими задними ногами, быстро уходит под воду с неба упавший чёрный с оранжевой каймой по краям тела крупный плоский жук. Хищный жук -- плавунец. Хоть он и поменьше водолюба, но всё кончено: мирному водолюбу уже не жить спокойно в этой тихой лесной обители. От плавунца не спасёт его и толстая броня. Плавунец знает, как его взять. Есть в броне на шее водолюба щель. Плавунец вопьётся своими страшными челюстями-жвалами в эту единственную узкую полоску незащищённого тела и уж не выпустит свою жертву. От водолюба останется одна пустая шкурка. Перепуганный водолюб поворачивает и ползёт на берег: скорей, скорей надо подняться на крылья и лететь искать себе другую яму, тихое лесное убежище! Но только он приподнял верхние тяжёлобронированные крылья, к нему сзади подбежал кулик-черныш -- и тюк носом в самое основание крыльев! Водолюб так и ткнулся грудью в мягкую землю. Зачем черныш это сделал, он и сам, верно, не знал, -- просто так: шевелится что-то в траве, -- надо клювом! А клюв-то у кулика слабый, тонкий, где им рушить крепкую жучью броню; им только слизняков таскать из ила. Черныш ушиб себе нос. Разозлился и хвать жука поперёк тела, мотнул головой, и водолюб отлетел далеко в траву. Он упал на спину и долго ворочался, помогая себе всеми ногами. Наконец перевернулся, хотел разнять крылья и не мог: что-то, видно, ему повредил черныш своим глупым ударом. Придется отправляться ползком разыскивать воду. Долго полз он, с трудом пробираясь в густой траве. Здесь он не мог прятаться, как прятался у себя в воде, вплавь: нырнёт на дно и залезет под какую-нибудь щепку или корягу. А опасных врагов кругом много: здесь, в первом этаже леса, ползали змеи, бегали ящерицы, ходили в траве тетерева, а дальше -- во мху -- белые куропатки. И хотя эти лесные куры разыскивали здесь ягоду -- землянику, чернику, гоноболь, но и они не пропустили бы случая попробовать расклевать даже и такого крупного жука. Носы-то у них покрепче куличьих. Но, к счастью, никто из них не заметил его, а для снующих по земле мышей и живущих здесь мелких птиц, лесных коньков, нежных пеночек-трещоток и весничек, для бойкого подкоренника он был слишком велик. Птички эти испуганно взлетали при его приближении. Но зоркий глаз уже следил за ним сверху из окон второго этажа. Там, в густой чаще молодых ольх, осин, берёз и ёлочек, сидела у своего гнезда вороватая сорока. Сквозь отверстия в листве она видела всё, что творится внизу. Она взлетела, лавируя между частых ветвей короткими крылышками, скользнула вниз, ловко выхватила жука из травы и вернулась с ним в чащу. Там она сунула свою добычу птенцам и -- непоседа -- сейчас же опять куда-то улетела. Не рассчитала сорока! Её птенцы были ещё слишком малы для такой добычи. Напрасно они клевали жука со всех сторон; их клювы скользили по гладкой его броне, не причиняя ему никаких повреждений. Водолюб работал ногами, полз к выходу, и сорочата не могли его остановить. Ноги водолюба вооружены острыми шипами. Ему трудно было пробираться по мягкой подстилке сорочьего гнезда, подстилке из тонких корешков и травинок. И всё-таки он добрался до твёрдого лотка из высохшей глины и по нему быстро вылез в широкий чердак гнезда. Сорочье гнездо снаружи -- это круглая, плотная снизу и рыхлая сверху постройка из сучьев. Оно помещалось на берёзке. Водолюб взобрался по сучьям на его дырявую крышу. Тут он опять попробовал полететь, и опять ему не удалось разнять крылья. Между тем в этом среднем, втором этаже леса он был ещё беспомощнее, чем внизу, на земле: ведь он совсем не умел лазать вверх и вниз по ветвям и стволам, как какие-нибудь усачи и другие древесные жуки. Он кое-как перелез с крыши гнезда на толстую ветку и, прижимаясь к ней брюхом, пополз прочь. Но ветка становилась всё тоньше к концу, и он остановился. Вперёд некуда было ползти, а падать вниз было очень страшно: ведь там была земля, а не вода. В среднем этаже леса жило много птиц. Тут помещались гнёзда мухоловок, зябликов, горихвосток, дятлов, синиц. Правда, эти птицы не были опасны ему: ни одна из них не употребляла в пищу бронированных водяных жуков. Но кто знает, чей хищный взгляд привлечёт он, большой чёрный жук, открыто сидящий на ветке белой берёзы? В крыльях, в одних только его крыльях, было единственное спасение. Но спина всё ещё не отошла после удара, и крылья не действовали. Вдруг ветка под водолюбом шибко закачалась. Он начал осторожно поворачиваться, чтобы посмотреть, что там, позади него. Жук ведь не может просто повернуть голову, как птица или как зверь: у жуков нет шеи. Но тут что-то рыхлое мелькнуло перед ним, и рыжий туман мгновенно окутал его. Кто-то рванул его, перевернул два раза через голову и помчал куда-то в рыжем вихре. Жук чувствовал, что несётся по воздуху. Это была белка. Она и не думала нападать на него, даже не заметила его. Просто перебегала по ветке, на которой он сидел, и сама ужасно струсила, почувствовав, как что-то колючее и живое вцепилось ей в хвост, в пушистые волосы. Минуту назад она осторожно подбиралась к сорочьему гнезду: нельзя ли стащить одного-другого птенчика, пока хозяйки нет дома? Летом белки частенько устраивают себе мясные обеды. Теперь, насмерть перепуганная, она мчалась по лесу, сумасшедшими прыжками перелетала с дерева на дерево, с конца одной ветки на конец другой. Упругие ветки сгибались под ней, потом высоко подбрасывали, и она, как птица, перелетала по воздуху. В несколько секунд она очутилась в верхнем этаже леса, где постоянно жила и пряталась от опасностей. Тут было её гнездо -- гайно -- и, чувствуя, что кто-то всё ещё держит её за хвост, она поспешила схорониться в своём домишке. Здесь она повернула хвост набок и так сильно принялась скрести его лапками, что колючее страшилище живо отвалилось от неё, выдрав при этом из хвоста сотню-другую шерстинок. Бросив врага в гайне, белка выскочила наружу и, всё еще чувствуя сильную боль в хвосте, помчалась дальше по лесу, в самую глубь его. А водолюб живо пришёл в себя. Беличье гайно представляло собой плотный шар, снаружи из сучьев, как у сороки, а внутри из мха и мягкой шёрстки. Шипы на ногах у жука цеплялись за свалявшуюся в войлок шерсть, и много усилий пришлось ему употребить, чтобы вылезти из гайна и вскарабкаться на его крышу. Гайно помещалось на высокой ели в верхнем этаже леса. Отсюда, с его крыши, был широкий кругозор, и много любопытного мог бы увидеть водолюб, если бы умел озираться и не был близорук, как все жители водяного подвала. Сквозь густые ветви ели он мог бы разглядеть тех, кто жил на чердаке под крышей леса. И, наверное, в страхе поспешил бы куда-нибудь спрятаться, потому что жили здесь всё больше хищные птицы: здесь были гнёзда ястребов и соколов. Но водолюб ни о чём не думал и хотел только одного: поскорее найти воду. И он опять попробовал разнять крылья. Оттого ли, что боль в спине от удара черныша теперь прошла, оттого ли, что здорово потрепала его хвостом белка, только вдруг спина его как бы развалилась пополам и над ней приподнялись два бронированных корыта дном вверх. Это было всё, что требовалось; после этого ему уже ничего не стоило поднять и расправить длинные мягкие нежные крылышки, сложенные под жёсткими верхними. Жук привёл их в движение; они часто-часто задрожали; послышалось жужжанье, -- всё громче и гуще, -- он поднялся на задние ноги и так -- стоймя -- полетел. Верхние жёсткие крылья остались неподвижными, как несущие плоскости самолёта; нижние работали, как два мотора. Водолюб поднялся над крышей леса и сразу же вдали, за опушкой, даже его близорукие глаза заметили слепящий блеск воды. И он направил в ту сторону свой полёт. Он летел быстро и прямо, как камешек, брошенный сильной рукой. Лес под ним уходил назад, и вот уже кончился. Впереди были только отдельные деревья, дорога, телеграфные столбы и за ними блестела вода -- пруд. Ещё минута, и он будет опять в воде, избавится от всех напастей. Но, на беду себе, он так громко жужжал крыльями в полёте... Сидевший спиной к нему на телеграфном столбе небольшой длиннохвостый сокол услышал приближающийся звук и обернулся. Это был сокол, специалист по ловле мышей и насекомых: рыжая, в чёрных и светлых полосах-крапинах пустельга. Она отлично умела хватать на лету кузнечиков, стрекоз, жуков. Она увидела водолюба, легко снялась и стрелой понеслась в погоню за ним. Пустельга настигла водолюба, когда он был уже над берегом пруда и стал снижаться. Он почувствовал только, что кто-то схватил его сзади в пасть, и крылья его перестали работать: моторы выключились, несущие плоскости сами собой сложились. А пустельга почувствовала невыносимую боль во рту: острые шипы задних ног жука пронзили ей насквозь язык. Вскрикнув от боли, пустельга выпустила жука из клюва. Водолюб не успел расправить крылья и камешком полетел вниз. Упади он на твёрдую землю, он разлетелся бы на куски. Но он с разлёту угодил в воду и мягко погрузился до половины её глубины. Заработал ногами и плавно опустился на дно. Там он сейчас же заполз под кучу прошлогодних гнилых листьев: с него было достаточно приключений, он опять был дома и хотел отдохнуть. Там, в этом пруду, можете, если захотите, и сейчас его видеть. Ему там очень понравилось, потому что в этом пруду нет страшных жуков плавунцов, его главных врагов под водой, но там есть много вкусных водорослей и подводных трав. Да и не только в этом -- в любом почти пруду, даже просто в яме с водой, можете летом увидеть водолюба. Можете поймать его и держать дома в большой банке с водой и растениями из того пруда, где его взяли. Кормить его можно хлебными крошками: он очень любит булочку. Только ловите его сачком, а то в кровь израните себе пальцы об его острые шипы. И не забудьте сверху завязать банку марлей: улетит! | Бианки В.В. Муха и чудовище. || Биография Бианки В.В. || Бианки В.В. Анюткина утка. | |
|
| ||